Васса Железнова. МХАТ имени Горького. Пресса о спектакле

Татьяна Доронина сыграла Вассу Железнову
МХАТ имени Горького поставил "Вассу Железнову" Горького. Владелицу пароходов сыграла Татьяна Доронина. Роль дала возможность актрисе и худруку выкрикнуть в конце спектакля слова в свою защиту. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Что бы там ни говорили коллеги, а на премьеры во МХАТ имени Горького ходить надо. Скверных постановок в стране, разумеется, пруд пруди, но больше нигде, кроме как в кунсткамере на Тверском, не увидишь сегодня спектаклей, поставленных в ложнореалистическом сталинском стиле – и не соц-артовской шутки ради, а искренне, по душевной наивности, в дремучей уверенности, что только так и должно ставить.

Где еще увидишь громоздкий натуралистический павильон во всю сцену, как тот, что построил художник В. Г. Сереберовский (в программках все перечислены, как в бухгалтерской ведомости, с инициалами, без имен). Дом богатой промышленницы начала века – целый дворец в псевдорусском стиле, с панно на потолке, растительными узорами на стенах и живописными фризами в духе Ивана Билибина, со светильниками, зелеными растениями в кадках, столиками и диванами, массивным письменным столом, дверями, за которыми видны обои в соседних комнатах, стенами, якобы продолжающими жилое пространство за кулисы, и большими окнами, за которыми виднеются ветки уличных деревьев. А спереди – невидимая четвертая стена.

Где еще так сыграют? Чтобы все мужчины были внушительны, хрипловаты и громогласны, чтобы женщины говорили ненатуральными грудными голосами. Чтобы удивление изображали вот так: короткий стремительный бросок вперед и резкая остановка с вцепившейся в спинку стула вытянутой рукой. Чтобы от девической наивности звенело в ушах, чтобы коварство шипело, томление гуляло взад-назад по сцене, а радость прыгала до потолка. Чтобы все приличествующие моменту эмоции были написаны большими буквами на актерских лбах. Эх, взять бы весь этот напыщенный картонный театр и отправить, скажем, во Франкфурт, в Кунстхалле, на выставку "Коммунизм: фабрика мечты. Визуальная культура сталинской эпохи". Только целиком отправить, вместе с программками неименного с советских времен дизайна с тремя орденами театра, вместе с надсмотрщицами-билетершами и вместе с наиболее типичными представителями аудитории. Вот там и обрел бы доронинский МХАТ благородные черты современной кураторской инсталляции. Глядишь, и Комар с Меламидом соблазнились бы сюжетом, написали бы картину "Татьяна Доронина играет Вассу Железнову во МХАТе".

Зачем она ее играет, становится понятно не сразу. В советские годы Горький взял свою старую пьесу "Васса Железнова" да собственноручно испортил ее, вписав туда тему классовой борьбы, в частности, сцену спора революционерки с хозяйкой пароходства. (Когда-то Анатолий Васильев вернул к жизни первый вариант "Вассы", поставив по нему один из лучших своих спектаклей.) Что в ней сегодня соблазнило МХАТ имени Горького? Поплакать над судьбой русского капитализма не получится: уж больно неприглядной изобразил Горький железновскую семейку. Заклеймить богачей, показать разложение кровопийцев? Обличить революционеров, разрушивших Россию? Ни то, ни другое, ни третье. Да по спектаклю и не видно никаких особых намерений режиссера Бориса Щедрина. Просто есть в этой знаменитой советской пьесе знаменитая заглавная роль, сильный русский характер, женщина, которая почти весь спектакль присутствует на сцене. И нет при этом в Театре имени Горького ни одного человека (надо было видеть, как робко пожимал господин Щедрин на поклонах руки худруку театра), который шепнул бы самодержавной хозяйке: может, не надо вам этого играть, Татьяна Васильевна?

После моей рецензии на спектакль МХАТа имени Горького "Униженные и оскорбленные" (госпожа Доронина в нем не играла, она ставила его) какие-то деятели даже писали письмо президенту с требованием откинуть мои руки прочь от единственного оплота русского искусства, а хранительницы театральной культуры при встрече целый год шипели: как! можно было! себе позволить! такое! мы не смотрели, но все равно! У нее такие заслуги! Заслуги огромные, но пойдите и посмотрите, как играет сегодня Вассу Железнову Татьяна Доронина. Ни за что не поверить, что в руках у этой героини может быть какое-то хозяйство, не говоря уже о целом пароходстве. Это праздная, капризная дама, которая пытается быть то обаятельной, то сильной, но все тщетно. Все усилия ее направлены на то, чтобы выглядеть не такой, какая она есть на самом деле, и от этого все слова и действия выглядят ужасно фальшиво. Степенно, грузно, в роскошных одеждах меряет она сцену взад-назад шагами и притворяется.

Даже верные зрители недовольны. "Голос у Вассы должен быть командный, жесткий, а она сидит там, дышит, сопит",– оскорбленно, в сердцах бросила одна из зрительниц. Очевидно, от госпожи Дорониной в этом театре даже зрители ждут руководящих указаний. И начальственная дама просыпается-таки к концу спектакля, когда в тексте роли звучат наконец те слова, в которые можно вложиться. "Мое дело – в моих руках! – срывающимся громким голосом кричит Татьяна Доронина.– Застращать меня ничем нельзя! На мой век хватит!" Зал, конечно, аплодирует. Ведь это не про какие-то там пароходы и не про доходы, не про семью, не про распутного мужа Вассы, не про внука в деревне, не про классы, не про революцию и не про прочую драматургическую чепуху. Это сама жизнь. А значит, слово имеют не театральные рецензенты, а специалисты в совершенно других областях.

Известия, 23 декабря 2003 года
Марина Давыдова

Панихида по русскому капитализму
"Васса Железнова" во МХАТе имени Максима Горького
"Теперь такая мода: если богат, то и виноват", - говорит Прохор Железнов (Александр Самойлов) в новом спектакле горьковского МХАТа. Правда, публика, пришедшая "на Доронину", которая играет заглавную роль, многие такие "выпады" пропускает мимо ушей, но нельзя сказать, чтобы зрители остались совершенно равнодушны к социальному пафосу Горького. Пьеса ведь - о том, как "пропадала" Россия.

Диалог из середины: "Революция вспыхнула и прогорела, один дым остался…" - "Это вы про Государственную Думу?" - "Да хоть бы и про нее".

А начинается спектакль сценой, в которой Васса оговаривает условия, необходимые для выживания среднего и мелкого капитала, повторяя, а вернее, предвосхищая лозунги, с которыми, увы бессчастно, вышли на недавние выборы "Союз правых сил" и "Яблоко". От МХАТа имени Максима Горького меньше всего ждали такого гимна.

Но гимна капитализму из "Вассы Железновой" не изготовишь. Начав за здравие (с большой натяжкой), кончают за упокой (это уж - как есть); перефразируя Шекспира, пирог, приготовленный к свадьбе, поспел на поминальный стол.

Постановщик Борис Щедрин остановился на втором, "советском", "неудачном" варианте пьесы Горького. Легендарный спектакль Васильева так и назывался "Первый вариант "Вассы Железновой". Но другой знаменитый спектакль, в Малом театре, с Пашенной в заглавной роли, был поставлен по второму варианту пьесы.

Стало уже общим местом говорить и писать, что первый написан ницшеанцем, второй вариант - писателем, который и новую свою "Вассу", и все другие свои сочинения клал, как кирпичики, в основание новой советской литературы. В первой редакции речь - об обреченности крови, во второй - об обреченности класса и самого строя, который на ходу, "в росте" лишается опоры, лучших своих представителей.

Но разве Горький не сочувствует Вассе, не жалеет, не понимает ее? По игре Дорониной так не скажешь.

"Богатырь ты, Васса", - говорят ей и о ней, но, говоря так, ошибаются, так как в финале Васса умирает. Умирает от нездоровья, и ее нездоровье - это нездоровье всего русского капитализма, оказавшегося, на беду, таким нестойким, так легко уязвимым (тут кстати вспомнить про тонкие пальцы Лопахина из пьесы старшего товарища Горького по драматургическому цеху).

"Васса" во МХАТе - о том, как русскому капитализму недостало здоровья. Не дождавшись социальных потрясений, которые готовили за границей революционные интеллигенты вроде Рашель (во МХАТе имени Горького ее играет красавица Лидия Матасова), он сам себя изводит, сводит на нет.

Васса не против революции. Ей до революции дела нет, революцию она делом не считает и потому в революцию не верит. И печется о наследнике миллионного дела. Вот его - дело свое, "заводы и пароходы", - она любит. Россию любит, но без сантиментов и не напоказ. И "дореволюционный быт" не идеализирует, помнит про мужа, что "пил и бил много".

Завязка, кульминация и развязка русского капитализма укладываются в пределах жизни одного поколения. В них самих - одновременно и взлет, и падение. В них, самых первых, - странное дело - нет страсти стяжания. Ей нет счастья от денег и владения. Когда все состояние муж проиграл в карты, рассказывает Васса, она не расстроена была, напротив, - счастлива от того, что разом разрешилась ото всех забот. Но муж отыгрался. Подобной радости невозможно представить в американском капиталисте, да и ни в каком ином.

Щедрин трактует пьесу и саму роль Вассы как историю стремительного изживания своего социального положения и предназначения, судьбы, историю обреченности дома Железновых, и в первую очередь ее самой, обреченности, пришедшей не извне, а изнутри. Одни, подобно миллионщикам-меценатам Художественного театра, уходили из жизни по собственной воле, другие - безвременно, и потому - тоже противоестественно, как Васса.

Дьявольски, не по-женски, а по-мужски, то есть практически, умная (оттого и имя у нее - полумужское, и в доме ее зовут Васей), Васса все понимает, и оттого сильнее ее страдание.

В "Вассе" ощутимы черты трагедии - трагедии социальной обреченности; смерть героини предопределена. Отсюда - надрывные интонации, мелодраматизм в игре. В игре Дорониной заметный менее всего, но ярко выраженный в женском ее окружении. Почти все слова, почти все эмоции играются во МХАТе имени Горького на пределе, до которого в жизни обыкновенно надо пройти некороткий эмоциональный путь. Сама она - вероятно, это следует поставить в заслугу постановщику - в этой роли свободна от мелодраматического надрыва, сосредоточенна, даже самые сильные переживания героини она старается снять юмором, которого немало в этой трудной и тяжелой истории.

Татьяна Доронина играет не просто человеческую женщину, как называет ее дочь Людмила (Оксана Соломяная), она - социальная героиня с тем, что можно назвать "русским прошлым". Бизнесвумен, одетая по моде и обустроившая свое жилище по моде своего времени, она не перестала быть многожильной русской бабой, совестливой и стыдливой. Она стыдится мужа (Юрий Горобец), за которого вышла когда-то по безумной любви, стыдится того, что на каждом шагу надо давать взятки, что в доме ее скопилось слишком много "скелетов", которые того гляди вывалятся из резных арнувошных шкапов.

В разговоре со следователем страдание, мука пробиваются поверх воли, против нее: "Как это называется у вас?" - "Что "это"?" - "Баловство это… с детями…". О чем в эту минуту страдает - о чужих детях? О своих? О деле, которому будет убыток?

Одно перечисление тем заставит задуматься: а так ли неудачна вторая редакция пьесы, если позволяет говорить так о многом и если эта редакция так болезненно точно отзывается на то, что происходит сегодня? Может быть, она, напротив, даже слишком хороша?

Литературная газета, 22 января 2004 года
Сергей Есин
На сцене - русский национальный характер
"Васса Железнова" в горьковском МХАТе
Татьяна Доронина сыграла новую роль. МХАТ имени Горького напротив Литературного института, где я работаю. Хожу туда я довольно часто, но рецензий никогда не писал, хотя и Доронину люблю как актрису, и театр ее, потому что здесь, как в консерватории, во время серьезных "текстов" можно подумать и про свое. Театр для каждого - вещь интимная. Эта статья тоже скорее не рецензия, а некоторые впечатления "по поводу", хотя, признаюсь, еще летом, когда я узнал, что Доронина собирается играть Вассу, я уже вожделел. Это, конечно, переход в совершенно иной сценический возраст, это совершенно иная, более современная социальность, хотя и в юности Доронина сыграла "Фабричную девчонку".

Для меня это был знаковый спектакль ожидания. Да и кого я в роли Вассы только не видел - даже помню Веру Пашенную. Это преимущество возраста, свои выводы всегда можно сообразовать с собственной биографией, с историей виденного.

На спектакль я пошел во второй день Нового года - праздничная Москва, много снега, мало машин, но театр для праздничного дня набился довольно густо - партер был весь заполнен. Тогда я еще не знал о нескольких рецензиях, которые появились на этот спектакль в традиционно недружественных к Дорониной органах. Но сейчас такое время, что рецензиям мы особого значения не придаем. Правда, люди, интересующиеся театром, даже в поздравительных телефонных, по случаю Нового года, перезвонах всегда друг другу что-то говорят. От театроведов с самыми крупными именами я уже слышал: "Получилось!" Рецензия Романа Должанского в "Коммерсанте" и рецензия Марины Давыдовой в "Известиях" еще не были мною прочитаны.

Вообще критика - это особый разговор. Критику надо читать не агрессивно, а спокойно, свободно, особенно современную и особенно дамскую. Ведь отношения дамы-критика и дамы-великой актрисы -это всегда сложно. Я это наблюдал за долгие годы работы в журналистике много раз - как встречаются прелестные женщины, иногда знаменитые женщины-актрисы и не менее известные журналистки, как происходит этот дамский "сбой"... Когда я гуляю утром со своей собакой, то внимательно слежу за тем, какую собаку на поводке ведут навстречу мне и заранее кричу: "У вас девочка?" Лично моя "девочка"-ротвейлер никому не спускает. Но это между прочим. Что же касается Марины Давыдовой, то здесь я усматриваю какое-то личное замыкание. Вот пишет она о юбилее Школы-студии МХАТ: "удавшийся вечер", "было весело", но статью свою озаглавливает: "Доронина в гостях у Табакова". Понятен подтекст? Но какие, помилуйте, "гости": Доронина ведь, как и Табаков, выпускница этой Школы. Что, милый журналист, никак не можем без скандала? Что мы кормимся от этого - зачем всегда ворошим одни и те же уже перегоревшие угли? Зачем длинно писать о давних сложных отношениях Смелянского и Дорониной? Ведь юбилейная статья! Чем же тебя, голубушка, так раздражает Доронина? Своей поразительной славой, своей неземной русской красотой, своим удивительным, которые наперечет в России, голосом? Ну да ладно. Критик - это особо прогуливающееся существо, а в наше время - тем более.

Как я уже говорил, публика перестала ориентироваться на критику. Ран